Война во времена моего далёкого детства, как слово и понятие, воспринималась как нечто обыденное. В шести квартирах нашего восьмиквартирного дома проживали участники Великой Отечественной войны, тогда ещё молодые, жизнерадостные мужчины и женщины: Чарковы (Тимофей Никитич - герой Советского Союза), Баландины, Сабанины, Шаньгины (Алексей Михайлович - в годы войны служил на подводной лодке), Везели, Шамали.

Мои родители, разменявшие третий десяток жизни, были самыми молодыми и имели статус детей войны, полной мерой хлебнувшие все трудности тыла. Отцы у обеих были чудом уцелевшими фронтовиками, с той и другой стороны до десятка родственников остались на полях сражений. Всех моих соседей в те годы объединяло какое-то необъяснимое братство, они радовались общению друг с другом, очень любили петь, и вспоминали... вспоминали... вспоминали... Причём, их воспоминания резко отличались от тех, что позднее я слышала на пионерских сборах - встречах с фронтовиками.

Мне посчастливилось быть самым молодым жильцом в нашем доме, наверное, поэтому соседи питали ко мне нежно-снисходительные чувства. С моей же стороны в отношении их было даже не уважение, а какое-то благоговение. И как было здорово, когда Т.Н. Чарков, энергичный, в военной форме (служил в то время в с. Абатском военным комиссаром), на груди которого теснились ордена и медали, подхватывал меня на руки и нёс по улице, разрешая перебирать его награды. А я всё удивлялась тому, что самую невзрачную среди всех звёздочку Тимофей Никитич называл главной.

Наверное, так принято, думала я, ведь у моего дедушки тоже самой любимой и самой главной, как он говорил, была самая невзрачная и некрасивая медаль, которую мы с двоюродной сестрой, желая сделать деду приятный сюрприз, старательно мусоля химический карандаш, покрыли весёленьким узорчиком, который бабушка так и не смогла вывести никакими средствами. Позднее дедушка рассказал, что это медаль "За Отвагу", которую ему вручил сам Рокоссовский, спустившись в окоп к нему - оборванному, грязному, в раскисших, стянутых обрывками ремня ботинках, и не побрезговал пожать его обветревшую руку.

Поездки в Речкуново к приветливой, гостеприимной тёте Наташе, маминой тётушке, воспринимались как праздник. Для этого случая у неё всегда было припасено что-нибудь необычное, к примеру, мёд в сотах, который нужно было есть, обязательно запивая парным молоком, или невероятно вкусные, невиданных в наших краях размеров яблоки "от Илюши". Об этом загадочном Илюше тётя Наташа всегда говорила с особой нежностью. Я знала, что он младший брат тёти Наташи и ещё, что он герой. Но героем тётя Наташа назвала и меня, когда я отбилась и обратила в бегство стаю шипящих и кидающихся на меня гусей, так что особого почтения к слову "герой" у меня не было. Воспоминания об Илюшиных проделках вызывали у взрослых смех. К сожалению, мне тогда было слишком мало лет, чтобы фиксировать эти рассказы для истории. Но из всего услышанного сложился образ озорного, сообразительного мальчишки - сорванца. Впрочем, иначе и быть не могло. Разве сумел бы тихий и послушный мальчик, каким его рисуют некоторые биографы, стать дерзким, хитрым разведчиком.

Попробую систематизировать свои воспоминания и уложить их в рамки рассказа.

В 1920 году, когда в семье Игнатенко родился младший Илья, его сестре Наталье было уже 10 лет. По крестьянским меркам это была уже взрослая помощница по дому. А потому Илья почти сразу после рождения оказался на её руках и полном попечении. Сказать,что с Натальей было интересно, значит, ничего не сказать. Любознательная девчонка буквально всё схватывала на лету. Став нянькой, и по этой причине освободившись от многих обязанностей по хозяйству, она активно занялась самообразованием. Родители были грамотными, в семье было даже несколько книг, по которым Наталья научилась читать.

Как это произошло, родители сами не поняли. Лезла девчонка с расспросами, что это за буква, и как, и с чем её складывать, и вдруг удивила всех, прочитав - пропев одно, а затем и другое слово по слогам. Научиться писать для неё тоже труда не составило. Тут уже родители сами способствовали этому. Придут односельчане с просьбой написать письмо или какую другую бумагу составить, отправляли к Наталье. А самым первым её слушателем и невольным соучастником обучения был Илья, и как только мальчишка начал говорить, он стал первым и весьма удачным педагогическим опытом сестры. А походы с сестрой в лес стали для Ильи настоящим праздником. Вставали рано, нужно было успеть управиться по хозяйству, с огородом, который постоянно был на Наталье. И хотя главной задачей для Ильи было не мешать, он, пытаясь помочь сестре, старательно мотылялся у неё под ногами. И, наконец, свобода!

Высокие травы встречали их дурманящим ароматом, а деревья ласково шептали своей листвой. Они играли в прятки, в разведчиков, разгадывали следы, а по пути собирали лесные дары: грибы, ягоды, травы, нужно же было отчитаться перед родителями. Зимой выстраивали снежные городки с потайными ходами, катались с горок. Им было интересно друг с другом, причём, непонятно кому больше - няньке или воспитаннику. Когда Илье исполнилось три года, их любимым местом с сестрой стала река Китерня. Тогда она была полноводной, а весной выходила из берегов, затопляя близлежащие луга.

Когда вода спадала, на этих лугах в низинах оставалась рыба, и деревенские ребятишки, а Натаха с Илюхой в первых рядах, с раннего утра бежали на промысел. Без добычи ребята не оставались, причём, Илья проявлял чудеса хитрости и расторопности. Но река вошла в свои берега, лёгкий промысел закончился, а азарт остался. Наталья с Ильей смастерили невод, но это оказалось небезопасно. Дно у Китерни неровное. Илья шёл ближе к берегу, а Наталья по дну реки, и после того, как провалилась в яму и с трудом выплыла, они решили искать другой способ рыбной ловли. На вес золота были найденные проволочки, крючочки, которые старательно затачивали и привязывали на нитке к длинной палке, получалась этакая первобытная удочка. Понаблюдав за нешуточным увлечением младших, старший брат Михаил подарил им по настоящему рыболовному крючку и сделал удочки. Радости не было предела.

Радость дружбы нередко омрачал брат Александр, он был немного моложе Натальи и вырос, собственно, как и Наталья, под покровительством брата Михаила. Может быть, завидовал Илье, занявшему его место младшего, кто знает. Но частенько доводил его до слёз, дразня девичьим пастухом, другими обидными словами в этом духе. Наталья обижалась на брата, пыталась его усовестить, но он продолжал своё. А вскоре у Ильи появились друзья, как он называл "моё войско", и брат "прикусил" язык. Помимо обычных забав, таких, как городки, лапта, вышибала, где Илья зачастую становился первым, мальчишки любили играть в войну. Бывало, что сами делились на белых и красных, но чаще воевали с мальчишками из соседних деревень.

Благо, тогда деревень окрест было много, до той же Катковой берегом Китерни рукой подать. Самое сложное было договориться, кто будет белыми, а кто красными. Тянули жребий. Расходились в разные стороны, в перелески, и начиналась война. Неприятеля нужно было уложить на землю, взять в плен. Вот тут-то и пригодилась наука сестры - игры в прятки, в разведчиков, следопытов. Командиром, конечно же, становился Илья. Врага выслеживали, затаивались, а потом внезапно выскакивали в атаку и побеждали. Побеждённые спорили, обвиняли шипуновцев в хитрости, но те не сдавались, отвечали: "А вам кто не даёт", и затягивали песню "Смело мы в бой пойдём за власть Советов".

- Да вы же сегодня белые! - кричали побеждённые.

- А где вы видели, чтобы белые побеждали, значит, мы красные, - резонно замечал Илья.

Как-то брат Михаил встретил войско Ильи, возвращающееся с поля брани. Илья самозабвенно орал: "Смело мы в бой пойдём за власть Советов, но ни один не умрём в борьбе за это". Надо сказать, что Михаил испугался, в те времена с такими вещами шутить боялись.

- Зачем песню ломаешь? Ведь правильно - и как один умрём в борьбе за это! - остановил он брата.

- А если мы, как один, умрём, то кто врага побеждать будет? - ответил Илья.

Вечером Илью ждал серьёзный разговор с отцом и братом, потом долго, пока не уснули, шептались с сестрой. Песню Илья пообещал не ломать, но и петь её больше не стал.

Вскоре в деревне переполох случился - у одной бабы кто-то в огороде побесчинствовал, а к изгороди была прикреплена записка "мстители". Бабу эту в деревне не любили - сплетница, скандалистка, любила стравливать односельчан друг с другом, но преступление совершено, значит, должно быть следствие. Без особого энтузиазма опросили детей, в первую очередь "войско" Ильи - все, как один, ничего не знали и ничего не видели. Официальная версия так и осталась - "проделки залётных хулиганов". Но Наталью не проведёшь, она сразу догадалась, что за мстители скрывались за найденной на огороде запиской. Накануне они с братом прочитали и обсудили новую книжку "Красные дьяволята" Павла Бляхина. Ночной разговор с братом был долгий, но всё же пришли к единому мнению, что воспитательного эффекта разбитый огород на объект не произвёл, и действия "мстителей" расцениваются не иначе, как воровской разбой.

У Натальи к этому времени появилось новое увлечение - шитьё. Вначале перешивала старые одежды, которые отдавала ей мать (выбросить жалко), мастерила из них наряды себе и любимому братишке. Вскоре, оценив по достоинству поделки дочери, Пелагея Ермолаевна подарила ей отрез незатейливого ситчика, и Наталья тут же смастерила обновки себе и брату: кофточку и рубашку. Мать попросила дочь сшить и ей кофту - получилась так, что на расспросы односельчанок пришлось назвать имя портнихи. На Наталью посыпались заказы. Вслед за женской освоила шитьё и мужской одежды. Свободного времени у девчонки практически не оставалось. Кроме шитья учила взрослых и детей грамоте. А потому, когда в Шипуновой решили открыть школу, вопрос об учителе не стоял, им стала Наталья.

Не стало свободного времени и у Ильи - в шесть лет он работал почти наравне со взрослыми. Работал увлечённо, с азартом. Но самым любимым занятием было подвозить копны к стогам, причём, делал это аккуратно, ни одной копны не развалит. Заметили это люди, попросили как-то у Ефрема Ивановича сына с лошадью помочь местной артели на подвозе копен. День выдался облачным, то и дело налетал ветер, появлялись тучи, пугая далёким громом. Поэтому Илье дали задание подтаскивать вначале ближайшие к стогам копны, а остальные, как получится. Но Илья, убедившись, что вполне успевает за стогоправами, начал возить дальние копны. Бригадиру объяснил, что ближние копны, если туча приблизится, подтащить успеет, а вот дальние уйдут под дождь. И успел. Вечером председатель выговаривал отцу:

- Ну и характер у твоего парня! Не свернёшь....

- Но ведь успел! Значит, прав был, - оправдывался Ефрем Иванович.

- Но ведь ослушался! - спорил председатель.

- С характером наш сибиряк растёт, - выдал за ужином Ефрем Иванович, - и с головой. Жалко, если останется быкам хвосты крутить. Далеко может пойти.

Илья понял, что разбора полётов не будет, отец его простил и даже похвалил.

Внезапная и преждевременная смерть отца буквально подкосила семью. Дом осиротел. Посерьёзнели и повзрослели мальчишки. Засобирался на заработки Михаил. А Пелагея Ермолаевна решила возвращаться на родину. Но тут к Наталье заслал сватов Дмитрий Кобелев. Молодые давно заглядывались друг на друга. Дмитрий был из крепкой работящей семьи, высокий, красивый, и Пелагея Ермолаевна возражать не стала, тем более, что дочь уже давно стала самостоятельной.

Вскоре после свадьбы пришёл вызов на работу Михаилу. Его ждало строительство Ново-Тагильского металлургического завода в Нижнем Тагиле, где он впоследствии серьёзно подорвёт здоровье и уже в 1948 году его не станет. Но на этом фото (на 3 стр.) все ещё молодые, полные надежд и печальные перед разлукой с Михаилом. Слева направо: Михаил, Александр, Илья и молодая чета Кобелевых Наталья и Дмитрий.

После отъезда Михаила собрались в дальнюю дорогу Пелагея Ермолаевна с мальчиками. Их отъезд стал настоящей трагедией для Натальи. Видя её страдания, Дмитрий был готов ехать с семьёй жены в далёкую Украину, но тут своё твёрдое "нет" сказал Гаврила Кобелев - отец Дмитрия, человек властный и своенравный. Его ослушаться в ту пору в семье не смел никто. Тяжело переживал разлуку с сестрой Илья, только письма связывали их долгие годы.

Непростой была жизнь Натальи в эти годы. Вскоре после отъезда матери с братьями забрали в армию Дмитрия, и Наталья осталась одна в чужой для неё семье. Работала не покладая рук - учила, шила, успевала и по хозяйству помогать. А в новой семье оно было не маленькое.

После возвращения Дмитрия из армии поставили новый дом. Пошли дети: Надежда (1933 г.), Пётр (1938 г.), Александр (1940 г.). Жили Кобелевы дружно, весело. А в 1941 году началась война. Дмитрия призвали в первые же дни. И осталась Наталья с тремя малышами на руках. Сказать, что было трудно, ничего не сказать. Но тяжело в те годы было всем, и люди, как могли, старались помочь друг другу. Письма с фронта приходили редко, а потом их вообще не стало. Через год пришло извещение, что Дмитрий числится без вести пропавшим. Ничего не известно было о матери, которая с братом Михаилом оказалась в оккупации. Не было вестей от Александра, который с первых дней войны был на фронте. Поддерживали письма Ильи, который, как всегда, не унывал и рассказывал сестре, как он бьёт врага. Только после войны они узнают, что Александр погиб, почти не успев повоевать, что мать от пережитого в оккупации ослепла, а Дмитрий погиб 16 июня 1942 года и похоронен в Орловской области.

В 1945 году вернулся с фронта брат Дмитрия Григорий, но особой радости его возвращение у жены Агриппины не вызвало. Сломилось что-то в ней, может быть, гибель на фронте единственного и любимого сына Степана подействовала. Но в одну из многочисленных перепалок прямо в лицо мужу бросила: "И зачем ты вернулся, без тебя лучше было!" Григорий стал задерживаться на работе, всё чаще заходил к снохе Наталье, помогал по хозяйству.

Видел, как ей тяжело приходится, но Наталья не озлобилась, всё также исходили от неё доброта и спокойствие, а улыбнётся - кажется, весь мир вокруг красками заиграет. Вот только глубоко в глазах неизбывная печаль поселилась. Понял Григорий, что не сможет он жить без этих глаз, ямочек на щеках. Так и заявил Наталье: "Хоть убей, а никуда от тебя не уйду, и дети ваши мне, как родные". И не ушёл. Для деревни это было, как гром среди ясного неба. Наталью обвиняли во всех грехах: мужа из семьи увела, детей без отца оставила. Родственники отказывались понимать поступок Григория. Доставалось и детям Натальи. В результате новоиспечённая семья уехала в посёлок маслозавода.

А в 1946 году, после окончания Челябинского танко-технического училища, приехал Илья. В возмужавшем красавце, грудь которого украшали Золотая Звезда Героя Советского Союза, ордена и медали, Наталья с трудом узнавала своего любимого братишку. Они побывали в Шипуновой, прошли по любимым местам детства, поклонились могиле отца. Наталья не могла наглядеться на Илью, а из глаз катились непрошеные слёзы. "Наташа, что с тобой?" - спрашивал Илья, бережно обнимая сестру, готовый и сам заплакать. "Какой ты у меня стал взрослый. Что тебе пришлось пережить? А ведь всего-то 26 лет", - шептала Наталья, гладя рукой тронутые сединой виски брата. Их опять ждала разлука. Снова были письма, и почти в каждом Илья звал сестру к себе. В 1947 году Григорий с Натальей решились, собрали детей, которых уже было четверо - в 1947 году родился Степан, и отправились в далёкую Украину.

Илья в 1946 году в звании капитана был уволен в запас и поступил на службу в милицию. На Украине в те годы было неспокойно, банды бандеровцев вели партизанскую войну с НКВД, и семьи милиционеров всегда были у них на прицеле.

Пережив несколько налётов и не на шутку испугавшись за жизни детей, Григорий заявил: "Хватит. Возвращаемся в Сибирь!". В 1949 году семья Кобелевых вернулась в родные места и поселилась в деревне Речкуновой.

А Илья продолжил путь воина и до конца своих дней сражался за мир, счастье и свободу людей в рядах милиции, а после окончания Харьковской юридической школы работал следователем, помощником прокурора, прокурором в Нежине, Чернигове. С любимой сестрой их связывали только письма.... и ещё посылки с яблоками.

Лариса Александрович, член Союза журналистов России и Союза журналистов Тюменской области, внучатая племянница И.Е. Игнатенко

Фото из семейного архива И.Е. Игнатенко