Всё меньше остаётся ветеранов Великой Отечественной войны и тружеников тыла. Мы с уважением относимся к этим людям, к их прошлому и настоящему, преклоняемся перед ними. Встречаясь с такими людьми, невольно задумываешься, откуда у них брались силы выстоять и победить, поднимать страну в тяжелейших условиях. Одна из них - Степанида (Фаина) Степановна Тюмина - старейшая жительница села Абатское, великая труженица, мать, вырастившая и воспитавшая пятерых детей. 11 ноября 2021 года ей исполнился 101 год! От лица нынешних поколений мы желаем Степаниде Степановне здоровья, внимания и любви близких людей.

Сын Степаниды Степановны Владимир - член Российского союза писателей, проживает в Подмосковье, в городке Ногинске. В своих прозаических и стихотворных произведениях самобытный и талантливый автор выражает свою любовь к Родине, своим близким, землякам и, конечно, посвящает их маме. Предлагаем вашему вниманию один из его трогательных рассказов под простым названием "Мама моя", в котором вся история жизни Степаниды Степановны Тюминой.

Мама моя

Невысокая, ладно скроенная русская женщина, с открытым приветливым немного скуластым лицом, добрыми серыми глазами и боевым характером. Светло-русые в отдельных прядях пшеничные волосы всегда были заплетены в косу и ловко уложены на затылке. Обязательная косынка или небольшой платок покрывали её голову. Так всегда поступала замужняя женщина на Руси, свято верившая в Бога.

Её походка была лёгкой. Ходила она быстро и всегда торопилась делать какую-либо работу. Будь то работа в совхозе или работа по домашнему хозяйству. Она не могла сидеть спокойно. Немного крупноватые, разбитые непосильной мужской работой руки постоянно что-нибудь делали. Если она присаживалась под вечер отдохнуть, всё равно, что-то вязала, штопала, порола, перебирала крупу или сбивала масло. Если работала на огороде, то работала с таким задором, что поневоле появлялось желание встать с ней рядом и попробовать не осрамиться.

Имя моей родительницы – Степанида Степановна Тюмина. Родилась она в холодном ноябре, 11 числа, в 1920 году. Деревня Таборы Абатского района Тюменской области стала её малой родиной.

Отец мамы, Ситников Степан Васильевич, крепкий хозяин, имел свой лес, пахотную землю, водяную мельницу. Занимался сельским хозяйством, мукомольным делом и торговлей на Дальнем Востоке.

Официально, по документам, с 14 лет от роду начался мамин трудовой колхозный стаж. С началом Великой Отечественной войны девиз "Всё для фронта, всё для Победы" всей непосильной тяжестью прошёлся по её девичьим молодым плечам. Работали в колхозе в ту пору и за лошадей, и за себя, и за того парня. Работали до изнеможения. Пахали на коровах. Порой бабы и молодые девчонки впрягались в бороны. За подобранный на поле и утаённый колосок пшеницы сажали в тюрьму. Если на войне за преодоление страха и подвиг ты становился героем, то в тылу, в колхозе страх витал везде. Любая необдуманная провинность подростка уже каралась безоговорочно.

Мама рассказывала мне, что она лучше и больше всех за смену могла навязать снопов, срезая серпом и ловко завязывая сноп пшеницы, ржи жгутом из соломы. Став постарше на год, работала прицепщицей на тракторе. Но всё равно главной тягловой силой оставались в колхозе лошадь, бык да корова. Страшный голод во время войны и сразу после неё смогли осилить только за счёт коровы. Эта кормилица спасла жизнь огромного количества детей военного лихолетья. Помог выжить в голодное время и лес со своими дарами. Носили охапки дикого лука, саранок, медуницы, крапивы, сныти и многого другого разнотравья.

Со слов матери я знаю, что собранную картошку чистили, резали на ломтики, сушили и отправляли на фронт. Сами варили очистки и питались ими. Да разве перечислишь все тяготы и лишения, что испытали колхозники и колхозницы в эту тяжёлую годину. Разовый трудовой подвиг Алексея Стаханова кажется баловством по сравнению с тем, что делали русские бабы в колхозе, по-своему спасая нашу страну от голода во время фашистской чумы. Каждый прожитый день уже был подвигом.

Сразу после окончания войны, выхлопотав в колхозе справку вместо паспорта, уехала мама в город Бобруйск искать своё счастье. Паспортов в то время не выдавали и мама, отдавая дань тогдашней моде, изменила имя и стала Фаина Степановна. В этом городе, работая парикмахером в мужском зале, она встретила моего отца - Тюмина Василия Григорьевича. Фронтовик, герой, старшина с весёлым характером, он сразу покорил её сердце. При таком количестве орденов и медалей на груди, конечно, была любовь с первого взгляда. Возвратилась на родину с маленькой дочкой Валентиной и мужем. Жили они в доме родной матери. Тут и появилась на свет вторая дочка Мария.

Город Астрахань проводил моего отца на фронт с родного завода. Очень он хотел побывать там после войны. Да и родные края тянули к себе. С тёщей отношения как-то незаладились с самого начала, вот и решили родители ехать к отцу на родину с двумя дочками на руках. Время летит быстро. Опять мама уговорила отца уехать в Сибирь. Вернулись совсем большой семьёй. Дочки ходили уже самостоятельно, а на руках у отца басовито горланил толстощёкий карапуз, завёрнутый в лоскутное одеяло. Могу уточнить, к великому моему счастью, это был я.

Вскоре построили собственный небольшой дом на участке из 25 соток земли. Земля - кормилица всегда имела для мамы первостепенное значение. В этом доме родился четвёртый ребёнок, моя сестра Наталья. Пятый мальчишка, названный в честь отца Василием, родился уже в 1959 году. Послал Господь родителям хорошенького пацана и светлую мысль. Подумали и решили: долг перед Родиной выполнили, население России восполнили. Маме в то время было уже 39 лет.

Фаина Степановна работала в тот момент в Абатском совхозе. Судя по плакатам, должность занимала высокую – рабочая или точнее разнорабочая. В её функции входило многое: ходить на общие совхозные собрания; голосовать от имени народа; приходить к семи часам утра летом и восьми часам зимой. Приходить без опозданий в контору, узнать - куда сегодня пошлют. Послать могли хоть куда. Всё зависело от настроения бригадира и вышестоящего начальства.

В уборочную страду на совхозном току сушили, веяли, перелопачивали огромные кучи зерна. В полусогнутом состоянии нужно кидать ведёрной плицей, не останавливаясь, на транспортёр тяжёлые спелые зёрна пшеницы. Минут двадцать-двадцать пять одни бабы резво кидают зерно к транспортёру. Потом делают вид, что переходят на другое место. В момент перехода ойкают, охают, ахают, разгибаясь, отдыхают, держась за спину, передвигая занемевшее тело. Идут в намеченную сторону и опять двадцать минут озверело гребут и кидают зерно. Ишачат, таким образом, целый день. Смену передают в семь часов вечера таким же женщинам. Бригадиры только мужики. Они подбадривают и ведут учёт.

Ещё опишу один день, один из тысяч дней, что вошли в трудовой стаж моей мамы. В Абатском "Заготзерно" заканчивали строить новый элеватор, точнее сушильно-очистительную башню. К моменту уборочной кампании была не готова нория, по которой зерно попадает в главный бункер. Бункер находился на самом верху сушильной башни. На зерновом току грузилась машина "Газ-51". Грузоподъёмность её составляла 1,5 тонны. Загружалось зерно в мешках.

Насыпали бабы примерно половину мешка. Килограмм этак тридцать, может, чуток больше. Водитель машины и моя мать ждали, когда наполнится кузов. Машина трогалась с места, и через 20 минут они подъезжали к сушильному сооружению. Именовалось оно по-научному - СОБ-24. Сушильно-очистительная башня сушила 24 тонны в час. Далее шофёр подавал из кузова, а мама взваливала на горб неполный мешок зерна. Тащила его к лестнице по высоким железным ступенькам (их было 29 штук), поднималась на самый верх, цепляясь за поручень одной рукой, до железной площадки. Высыпала драгоценную пшеницу из мешка в ненасытное жерло бункера. Пока спускалась вниз - отдыхала.

Перетаскав как можно быстрее более тонны зерна в бункер, приходила в память. Пока ехали до зернотока на загрузку, она не могла даже говорить со мной. Только судорожно отдыхивалась и вытирала пот. Минут через 10-15 она могла что-то сказать или погладить меня по голове. В кабине я сидел с разрешения водителя. Он после работы получал от матери два стакана домашнего пива.

При очередной загрузке машины счетоводы и бригадиры мужского пола опять задорно покрикивали: "Побыстрее, бабоньки навались, родимые! Нам вторую бригаду надо обогнать в социалистическом соревновании". И бабоньки упирались, и бабоньки наваливались. Рвали себе хрип за премию в семь рублей или за красную грамотку. Не приведи Господи, если кто-то скажет: "А вот Фешка, Танька или Машка ленятся, за чужую спину прячутся". Это был позор. "Как же людям в глаза смотреть. Срам-то, какой", - говорила каждая женщина, названная гордым словом "рабочая".

Никого не интересовало, что ты женщина, что есть у тебя свои льготы, подаренные природой-матушкой. Бригадир – мужик, за выполнение социалистических обязательств в уборке и сохранении урожая премию получал рублей в тридцать. Тяжело ведь баб-то контролировать. Не зря же уборку почти вручную называли "Битвой за хлеб". За этот каторжный труд без выходных в уборочную страду мама приносила домой рублей шестьдесят, а то и семьдесят. Зарплата женщин зимой составляла рублей сорок, сорок пять. Хлеб сушили и перелопачивали почти до самой весны. Только тогда напряжение спадало.

Для сравнения читателю о деньгах и ценах. На 70 рублей можно было купить в то время 350 буханок ситного хлеба. Стоимость одной буханки – 20 копеек. Ситный хлеб – это 50 % муки первого сорта и 50 % ржаной муки. Хлеб чёрный - 16 копеек. Хлеб белый – 25 копеек. Один литр молока из под коровы стоил 20 копеек. Бутылка настоящей натуральной водки "Особая московская" - 2 рубля 87 копеек. Мужской костюм стоил 70-120 рублей. Билет в кино на детский сеанс стоил пять копеек, а взрослый билет – 15 копеек.

В любом случае, когда мама прибегала или приходила домой, наскоро не ела, а хватала на ходу, как собака (прости меня, мамулечка, за это сравнение). Потом бежала доить корову. Пока кормила пятерых ребятишек, наверное, отдыхала. Бабушка Прасковья заранее стряпала у себя дома блины или пирожки, целую кастрюлю, для лесорубов. Стряпать при вечно голодных внуках нет резона. Фаина Степановна шла в совхоз и брала быка за рога. Запрягала его в телегу и шла рядом семь километров до места, в Иванушкино. Там находилась деляна, где валили сорный лес. Отдавала вальщикам в лесу угощение и банку браги. Пыталась шутить и пересмеиваться, доказывая изо всех сил, что Фешка - баба огонь. Мужики грузили ей на телегу тонкие брёвна, будущие дрова для печи, и плелась моя родная до своего порога. Часов в 12 ночи разгружала телегу, отводила быка и около часа ночи падала спать, не раздеваясь, где стоит или докуда дойдёт. Если брёвна были уже в достаточном количестве на целую зиму, она стирала нашу одежду, мыла пол, белила стены, печь, штопала, вязала.

Отец, бывало, по месяцу не приезжал домой. Тогда его гоняли по командировкам куда попало. А мама, что мама, на её женских плечах ещё и свой огород в 30 соток. Сажать полоть и копать картошку была святая обязанность матери. Мы всей оравой тоже толкались около мамули, пытаясь ей помочь, но толку от нас было мало. Для того, чтобы накормить пять вечно голодных ртов, нужно довольно много всего. Дети росли. Хотелось их одеть получше, накормить послаще, не хуже, чем у людей. Каждый день вставал первый вопрос - чем? И второй – где взять и как это сделать?

Довольно часто в Абатске останавливались или дислоцировались солдаты. Казахстан рядом. Поднимали целину у соседей и у себя. Вот и Абатскому району перепадало от Советской армии. Разбивал армейские палатки на берегу реки Ишим целый авто-батальон. Не от простой жизни бралась мама за стирку солдатского обмундирования, нательного белья, простыней и шинелей. Всё это в свободное от работы время, за счёт своего сна. Если кто стирал руками хотя бы простынь, представляет, что такое постирать вручную солдатскую шинель. Стирала мама в оцинкованном корыте на железной стиральной ребристой доске, тщательно намыливая каждую вещь хозяйственным мылом.

Шестилетний мальчишка я хорошо помню, как приходил в наш дом усатый старшина, позвякивая боевыми медалями и два-три солдата с огромными брезентовыми тюками за спиной. Доставал усатый дядька несколько кусков хозяйственного мыла. Выставлял в небольших мешочках сахар, чай, а в мешочках килограммов по восемь - десять муку, крупу и обязательно в отдельном мешочке - солдатскую махорку. Светились счастьем глаза детей, когда появлялась из огромного рюкзака на свет тушёнка и сгущёнка. Пусть всего несколько банок, но это для нас был праздник. Праздник, оплаченный непосильным маминым трудом. Мама никогда в жизни не пила спиртного и не курила. Смолил самокрутки отец. Для него и делала подарок, когда приедет с командировки.

Всё, что выставлял старшина, было платой за выстиранную солдатскую амуницию. Глядел военный старшина на ребятишек, открыто глотающих слюнки и, вздохнув, ещё доставал мешочек сахару. В течение недели мама не отходила ночами от корыта и стиральной доски. Полоскать ночью стирку она брала меня, как старшего мужика в доме. Я пытался толкать тележку до озера Власково. Старался не заснуть, пока мама полоскала. В обратную дорогу на тележке вместе с мокрым бельём зачастую оказывался и я. Работу в совхозе тоже никто не отменял с раннего утра. Всё заработанное матерью съедалось ребятишками, как колорадскими жуками, довольно быстро. Дальше вставал извечный вопрос – чем кормить?

К концу месяца приезжал отец на грузовой машине из командировки. Привозил гостинцы для всех ребятишек. Отдавал матери оставшиеся от зарплаты деньги. Получал батя тогда от 90 до 150 рублей в месяц. Садился на завалинке и блаженно затягивался солдатской махоркой. Курил он с семи лет, и махра доставляла ему особое удовольствие. Откашлявшись, после табака, шёл париться и брить щетину в баню. После бани надевал всё самое лучшее из одежды и с мамой, нарядные, направлялись парой в сельский клуб. Смотрели советское кино про светлое будущее, врагов народа и настоящую комсомольскую любовь.

И снова глаза матери светились надеждой. И снова она шагала в семь утра на каторжную работу, свято веря, что светлое будущее не за горами. Уж если не она, то дети её точно будут жить при коммунизме.

Генеральный секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущёв твёрдо сказал: "Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме! Мы придём к победе коммунистического труда в 1980 году! Верной дорогой идёте, товарищи!". Вот и шли к коммунизму семимильными шагами. Только вот по дороге-то никто кормить не обещал. Правда, карточки на кукурузный хлеб выдали.

В то время действовали ещё сталинские и добавили хрущёвские-советские законы. Каждый день сестра Валентина ходила на молоканку и сдавала добрую часть молока от нашей коровы в пользу государства. Если держишь корову, сдай ещё и телёночка. Держишь курочек, сдай 50 яичек в год. От одной курицы 50 штук, независимо цыплёнок это или петух. Обязательной податью в пользу государства была обложена вся живность, кроме клопов и вшей. Главный лозунг того времени был "Догнать и перегнать Америку". Помню такую байку, когда один колхозник сказал на собрании: "Догнать Америку, конечно, можно, а вот перегонять не советую. Заплаты на заднице видно будет".

Земля вокруг была только колхозная или совхозная. Косить на этой земле частникам строго воспрещалось, а других покосов небыло. Пытаясь соревноваться с Америкой по молоку и мясу, и ловчила мать косить на лесных полянках, опушках леса, болотинах, склонах оврагов. Если дома находился отец и его грузовая машина, то счастью не было конца. Привозили скошенное сено домой и сушили на огороде. Если батя отсутствовал, возили на ручной тележке, порой охапку тащили на горбу. Без коровы была просто гибель. Сена для коровы необходимо на зиму 30 копён или три тонны. Это только сена, а ещё отруби, хлеб или зерно. Как ни крути с зарплатой, а выручало только собственное подсобное хозяйство, чтобы не умереть с голоду.

Дети подрастали. С маленькими детьми были маленькие проблемы, с большими детьми начинаются большие проблемы. За ними необходимо присматривать. Их надо как-то направлять на путь истинный. Общаться надо чаще и больше. Мама уволилась из совхоза. Молодость давно уже была за плечами. Стала она работать простым почтальоном. Таскать огромную сумку с газетами и журналами тоже не мёд, но зная, что в каждом доме ждут письма от родных и близких, пенсию те, кто уже плохо ходит, эта работа казалась более гуманной. На самом деле, если творчески посмотреть на обыкновенного почтальона, то обязательно ощутишь необходимость и благородство этой профессии. Самым главным винтиком в прослойке биоэнергетического пирога является информация. Не совсем дословно выражаясь устами великих: "Кто владеет информацией, тот владеет всем".

Мама являлась носителем устной и текстовой информации. Одним из шурупов положительного информационного поля населения. Сама даже и не задумывалась об этом. Главное - обойти огромный участок с почтовой сумкой килограммов на 15. Чаще улыбаться людям. Успеть заскочить домой, проконтролировать ребятишек. Всё это для неё было тихой радостью. На самом деле профессия почтальона - далеко не сахар. Подвесьте на собственную шею пудовую гирю и обойдите хотя бы домов 100. Добавим под ноги сельскую грязь, а не асфальт, жару, дождь, холод, ветер, снег, гололёд. Мне кажется, восторга от читателей в адрес этой профессии я не услышу. Но есть такое слово "надо"!

Года три таскала Фаина Степановна сумку почтальона. Были за безупречную работу грамоты к красным праздникам, маленькие премии, даже зелёную форму выдали с серым каракулевым воротником на полупальто. Были и маленькие радости от общения и встреч с людьми. Каждый, завидев почтальона, старается добрым словом перекинуться, может и ласковое слово почтальону сказать. Ощущать себя штатной единицей, материально ответственным лицом за деньги, газеты, журналы, письма и другие документы на государевой службе в какой-то мере тоже приятно.

На четвёртый год перевели маму в другой отдел. Назывался он отделом доставок почтовых переводов, посылок, бандеролей и пенсий. На грузовой машине "Газ-51" в кабине кроме водителя сидел ещё охранник. Звали его Владимир Шпаков. Фронтовик, заядлый охотник и просто хороший человек. Помимо других ранений не было у него восьми пальцев на руках, остались, только два больших пальца. Один палец на левой руке и другой - на правой. На фронте разорвалась в руках граната или мина, я точно не знаю. Из охотничьего ружья он стрелял прекрасно, но как он собирался стрелять из штатного нагана? Для всех это было загадкой, хотя он утверждал, что бабахнет запросто.

Мама всегда находилась в кузове, на посылках и переводах, включая бандероли и газеты. От лютой стужи зимой и жуткого ветра плохо спасал даже тулуп. Объехав по деревням километров 70-80, возвращалась почтовая машина на Абатский почтамт. Случалось, что, проезжая по солончакам, в колеях садились на оба моста в непролазную грязь. Бывало и зимой зарывались в снег по самую кабину. Тогда охранник Владимир Шпаков и сопровождающая Фаина (Степанида) Тюмина весело плясали возле застрявшей машины, умаляя Всевышнего оградить их в глухом лесу от случайных налётчиков и бандитов. Про пистолет никто и не вспоминал, надеясь на русский авось да на Господа нашего Иисуса Христа. В чистом поле и глухом лесу надежда больше на себя. Боялись не разбойников, в этих краях такие случаи редкость, больше боялись волков. Этого зверья было больше, чем достаточно.

Не раз были случаи на моей памяти, когда волки загрызали деревенских школьников. Загрызали и редких одиноких пеших и конных путников на зимней дороге. Шпаков так и говорил: "Фаина, кады волки те налетят, покуль меня грызут, ты в кабинёшку резво заскакивай. У тебя ишо робятишки маленьки и множина их. Хватай таматка на сидушке левольверт и пуляй все заряды в зверьё со смертоносного нагану. Хоть одного да умертви для свидетельского факту. Иначе моей бабе страховку цельну тыщу рублей не выплатють". Притопывали и прихлопывали они себя на морозе до тех пор, пока водитель не возвращался с трактором или вездеходом. Бог, правда, миловал маму, за все годы работы такой страсти не было. Смешные и горькие случаи были.

Возвращалась она как-то со своего маршрута часа в три после полудни. На этот раз машину маме дали вездеходную – "ГАЗ-63". На лесной развилке, где пересекаются дороги Конёвского и Ленинского маршрутов, заметили они почтовую машину. Она напрочь сползла в глубокий грязный кювет и не подавала признаков жизни. Подъехали по поляне, а в машине нет никого. Все посылки и бандероли на месте, пачки газет опечатаны, банковский мешок с деньгами на месте, опечатан, а кругом ни души. Забегая вперёд, скажу: "В мешке было 67000 рублей". Как оказалось: мотор от перегрева заклинил; водитель потащился за трактором в деревню за восемь километров; охранник вместе с экспедитором ушли в лес собирать грибы; в лесу подзаплутали. Мама с Володей кричали полчаса, потом перегрузили содержимое из поломанной машины в свой автомобиль. Привезли почтовый груз на районный почтамт и сдали по описи начальству. Всё как положено.

На другой день новая машина развезла почтовый груз по Конёвскому маршруту без приключений. Почта и дальше работала в нормальном режиме. Водитель отремонтировал в деревне своего коня и появился с машиной к вечеру второго дня. Вот только охранник с экспедитором исчезли. Пропали с концом. Милиция с ног сбилась, искала бедолаг больше недели. Все считали, что это происки лукавого. Без тёмных чар не обошлось, нечисть их закружила, и утопли мужики в болоте. Болот в тех местах хватает. Только всё было гораздо проще.

Материал подготовила Ирина Харитонова

Фото из архива Владимира Тюмина

Продолжение следует.